В новом исследовании кандидат юридических наук Алексей Плотников разъяснит, почему и как Российская Федерация несет международно-правовую ответственность за поддержание минимальных жизненных стандартов для населения
В большей части международного сообщества нет сомнений относительно того простого факта, что Крым, включая город Севастополь, является частью украинской территории, которая оккупирована Российской Федерацией. Некоторые российские ученые-правоведы (не все из них) предлагали необычные интерпретации [например, см. 1], включая даже утверждения о «банкротстве международного права» и призывы к «прагматическому подходу» [2], однако эти редкие голоса проигрывают почти единодушной противоположной позиции. Достаточно вспомнить, что Верховный комиссар ООН по правам человека [например, 3], ПАСЕ [4] и прокурор Международного уголовного суда [5] квалифицируют ситуацию в Крыму как продолжающуюся оккупацию.
Оккупация влечет за собой правовые последствия для оккупационных властей как для самой этой власти, так и в отношении оккупированной территории. В соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи 1974 г. «Определение агрессии», военная оккупация, хоть временная, или любая аннексия с применением силы территории другого государства или ее части квалифицируется как акт агрессии. Эта же Резолюция предусматривает, что ни одно территориальное приобретение или особое преимущество, возникающие вследствие агрессии, не признается и не может быть признанно законным [6]. Иными словами, обязательство прекратить оккупацию продолжает существовать независимо от продолжительности оккупации.
Не менее важно, что сам факт оккупации вызывает применение международного гуманитарного права (МГП), которое остается в силе даже при отсутствии открытых боевых действий. Согласно Четвертой Женевской конвенции, это право применяется ко всем случаям частичной или полной оккупации территории Высокой Договаривающейся Стороны, даже если указанная оккупация не встречает вооруженного сопротивления [7, ст. 2]. До этого в Комментарии 1958 г. добавляется, что в случаях оккупации без сопротивления интересы защищенных лиц «столь же достойные защиты, как и когда оккупация осуществляется силой» [8, с. 21]. Как Конвенция, таки Протокол применяются к оккупированным территориям до прекращения оккупации [9, ст. 3].
На практике эти соглашения, сторонами которых являются и Россия, и Украина, и которые являются частью обычного международного права, будут создавать для Российской Федерации обязательства относительно оккупированной территории и ее населения до окончания оккупации. При этом все население Крыма рассматривается как лица, которые охраняются МГП. Статья 4 Четвертой Женевской конвенции предусматривает, что лицами, охраняемых Конвенцией, являются те, кто оказался в руках стороны конфликта или оккупационной власти, гражданами которой они не являются [8, ст. 4]. Формула статьи ставит еще один сложный вопрос: жители Крыма, которые добровольно получили российское гражданство в 2014 году, формально не попадают под защиту Конвенции. Однако этот вопрос выходит далеко за рамки этого краткого анализа, и поэтому для целей этого документа все гражданские лица, проживающие в Крыму, должны рассматриваться как часть общей категории «гражданского населения», которое защищается Четвертой Женевской конвенцией, а территория Крыма будет рассматриваться как оккупированная в понимании МГП.
Обязательства оккупационной власти включают, среди прочего, «обязанность обеспечивать продовольствие и медикаменты для населения; она должна, в частности, доставлять необходимые продукты питания, лекарства и другие предметы, если ресурсы оккупированной территории являются недостаточными» [8, ст. 55] и обязана обеспечивать и поддерживать «лечебные и больничные учреждения и службы, охрану здоровья и гигиену на оккупированной территории» [8, ст. 56]. Эта норма предусматривает, что обязанность удовлетворять основные потребности населения, включая доставку еды, воды и электроснабжения в медицинские учреждения, возлагается на Российскую Федерацию, тогда как Украина не обязана обеспечивать такие поставки. Фактически, Россия имеет возможность доставить достаточное количество продуктов питания и лекарств в Крым через паромную линию в Керчи, а также морским транспортом, поэтому блокада Перекопского перешейка не может помешать оккупационному государству выполнить это обязательство.
На данный момент, как представляется, Россия в основном выполняет свои обязанности по удовлетворению базовых потребностей населения в продуктах питания и других товарах. Несмотря на то, что уровень жизни мог измениться, он все же, как представляется, значительно превышает минимальные требования МГП.
С другой стороны, правила Женевских конвенций и Дополнительных протоколов устанавливают лишь основные требования ко всем случаям оккупации. Согласно с недавним наблюдениям МККК, понимание потребностей гражданского населения в вооруженных конфликтах становится все более многогранным и сложным, включая не только защиту, обеспечение основными товарами и лекарствами, но и защиту основных прав человека с учетом потребностей конкретных общин (этнические, религиозные и т.д.) и группы , имеющие конкретные потребности, такие как внутренне перемещенные лица или лица с ограниченными возможностями [10]. Особенно это касается длительных или замороженных конфликтов, которые могут быть не такими губительными для гражданского населения, как открытые боевые действия, но которые все же имеют длительное и глубокое влияние на обычный ход гражданской жизни.
В этом аспекте международное гуманитарное право сближается с международным правом прав человека, поскольку все чаще ссылается на понятие последнего для толкования собственных терминов. Например, положение конвенций и протоколов, запрещающие неблагоприятные различия, толкуются как запрещающие дискриминацию в значении международного права прав человека [11]. Другим примером является истолкованная обязанность оккупационной власти позволить гражданскому населению покинуть оккупированную территорию, которую можно сравнить со свободой передвижения в соответствии с правом прав человека.
Эта комбинация дает Украине возможность продвигать вопрос соответствие российской оккупации Крыма международному гуманитарному праву в измерении права прав человека. Европейский суд по правам человека неоднократно затрагивал вопросы международного гуманитарного права в своих решениях (особенно в деле Хасан против Соединенного Королевства). Поэтому можно ожидать, что обязательства России по международному гуманитарному праву во время оккупации Крыма будут рассматриваться международным судебным учреждением.
- Tolstykh V. Reunification of Crimea with Russia: A Russian Perspective. Chinese Journal ofInternational Law. 2014. No 13. P. 879-886.
- Burke J., Panina-Burke S. The Reunification of Crimea and the City of Sevastopol with the RussianFederation. Russian Law Journal. 2017. Vol. V, Issue 3. P. 29-68.
- Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights Report on the human rightssituation in Ukraine 16 November 2019 to 15 February 2020.
- Resolution on the Russian military aggression against Ukraine and the urgent need for a peacefulresolution to the conflict (2015/C 315/06).
- Office of the Prosecutor. Report on Preliminary Examination Activities 2019, 5 December 2019.
- Definition of Aggression, A/RES/3314 (XXIX) of 14 December 1974.
- Convention (IV) relative to the Protection of Civilian Persons in Time of War of 12 August 1949.
- Commentary to the IV Geneva Convention Relative to the Protection of Civilian Persons in Time ofWar / Ed. by J. Pictet. Geneva: International Committee of the Red Cross, 1958. 660 p.
- Protocol Additional to the Geneva Conventions of 12 August 1949, and relating to the Protection ofVictims of International Armed Conflicts (Protocol I) of 8 June 1977.
- International humanitarian law and the challenges of contemporary armed conflicts Recommittingto protection in armed conflict on the 70th anniversary of the Geneva Conventions Report Documentprepared by The International Committee of the Red Cross Geneva, October 2019.
- Customary IHL Database. https://ihl-databases.icrc.org/customary-ihl/eng/docs/v1_rul_rule88.
- Hassan v. the United Kingdom [GC], no. 29750/09, ECHR 2014.