Продолжаем исследовать связанную с Крымом российскую межгосударственную жалобу против Украины в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). В предыдущей публикации [1] мы разбирали, почему российская жалоба выглядит, как попытка оттянуть собственное поражение в международных судах по украинским делам. Теперь рассмотрим наиболее актуальный для Крыма вопрос о прекращении водоснабжения через Северо-Крымский канал. Эта часть российской жалобы наилучшим образом демонстрирует всю ее противоречивость.
Напомним, что Россия давно и активно заявляет о якобы нарушении Украиной ее международных обязательств из-за прекращения подачи воды в Крым. В «предыдущих сериях», которые уже разбирались «АРК» [2], российские деятели обращались к Верховному комиссару ООН по правам человека с заявлениями о том, что Украина якобы лишила крымчан доступа к питьевой воде. Такое обращение выглядело несколько странно в свете выводов того же Комиссара 2017 года о том, что именно Россия как государство-оккупант «обязана с помощью всех имеющихся у нее средств обеспечить соблюдение достаточных стандартов гигиены и общественного здравоохранения, а также снабжения населения продовольствием и оказания ему медицинской помощи» [3].
Не достигнув успеха в Женеве, российские посланники попытали счастья в Вене. В марте 2021 года представитель РФ в ОБСЕ обвинил Украину в «попытке геноцида» из-за прекращения водоснабжения через Северо-Крымский канал. В той же речи впервые были озвучены статьи Европейской конвенции по правам человека, которые, по утверждению России, якобы нарушила Украина. В немного расширенном виде тот же набор статей вошел в российскую жалобу в Страсбург.
Текст самой жалобы России в ЕСПЧ не опубликован, однако из представленного российской генеральной прокуратурой пресс-релиза (если очистить его от явно не юридических утверждений о «мести» со стороны Украины за «свободный выбор» крымчан) следует, что Россия жалуется на нарушение перекрытием Канала прав, предусмотренных статьями 3 (запрещение пыток), 8 (право на частную и семейную жизнь), 14 (запрет дискриминации) Конвенции, статьи 1 Протокола 1 (право собственности) и Протоколом 12 (общий запрет дискриминации).
Начать разбор известной информации следует с того, что право на воду Европейской конвенции по правам человека не предусмотрено. Однако, ссылки России именно на указанные выше статьи не выглядят полностью надуманными. Действительно, ЕСПЧ уже устанавливал, что, например, загрязнение питьевой воды может повлечь за собой нарушение права на частную жизнь из-за его негативного влияния на здоровье и благополучие человека (дела «Дубецкая и другие против Украины» [4] и «Дземюк против Украины» [5]). В деле «Гудоровичи другие против Словении» [6] ЕСПЧ предположил и возможность нарушения запрета бесчеловечного и унижающего достоинство обращения по статье 3 из-за отсутствия доступа к питьевой воде. В принципе, можно себе представить, что недостаток воды гипотетически негативно повлиял на права собственности (например, эксплуатации сельскохозяйственных земель), и каким-то, хоть пока и виртуальным образом «привел к дискриминации».
Таким образом, заявитель будет настаивать на гипотезе, что права отдельных граждан могли быть нарушены в результате перекрытия Северо-Крымского канала. Но перед тем как ЕСПЧ сможет рассматривать российскую жалобу по существу, он должен будет рассмотреть вопрос юрисдикции, иначе говоря, определить, имеет ли он право рассматривать жалобу, и выполнила ли Россия формальные условия для ее подачи. Следует ожидать, что украинские представители в Страсбурге заявят целый ряд возражений против юрисдикции, таких как, например, не исчерпание внутренних средств правовой защиты (Россия должна была сначала обратиться в украинские суды, а только потом в Европейский), пропуск шестимесячного срока обращения, и так далее. Однако, ответы на эти аргументы, по большому счету, предсказуемы.
Так, Россия уже заявила, что перекрытие канала составляет так называемую «административную практику», что якобы избавляет ее необходимости обращаться в украинские суды. Относительно срока обращения, Россия может заявить, что имеет место якобы продолжающееся нарушение права. Рассмотрение ЕСПЧ этих возражений относительно юрисдикции будет зависеть преимущественно от качества подготовки сторонами аргументов и контраргументов. В то же время, в российской жалобе усматривается огромная и далеко не техническая проблема, вокруг которой, вероятно, развернется настоящая битва. Речь идет о вопросах распределения между Россией и Украиной ответственности за соблюдение прав человека в Крыму в целом, и в частности о возможных нарушениях прав человека в результате прекращения водоснабжения через Северо-Крымский канал. Не будем повторять ставший уже общеизвестным факт, что по международному гуманитарному праву именно государство-оккупант должно удовлетворять базовые потребности населения оккупированной территории. Посмотрим на ситуацию исключительно с точки зрения практики ЕСПЧ.
В соответствии со статьей 1 Конвенции [7], стороны гарантируют права и свободы каждому лицу, которое находится под их юрисдикцией. Такая юрисдикция, как правило, является территориальной. Другими словами, в обычной ситуации государство несет ответственность за соблюдение предусмотренных Конвенцией прав и свобод на своей территории. Однако, что делать, если государство действует за пределами своей территории, или наоборот не контролирует части своей территории из-за действий другого государства?
У ЕСПЧ существует давняя и богатая практика, согласно которой, в случае, если одно государство контролирует часть территории другого государства, то именно контролирующее государство несет ответственность за соблюдение прав человека на такой контролируемой территории. В таком случае говорят об «экстра территориальной юрисдикции» государства.
Так, в деле «Луизиду против Турции» ЕСПЧ признал ответственность Турции за действия подконтрольных ней де факто органов власти Северного Кипра [8]. По делу «Илашку и другие против Молдовы и России» [9] ЕСПЧ отметил, что ответственность государства наступает независимо от того, контролирует ли оно территорию «через вооруженные силы государства-члена или через подчиненные им местные администрации». Оккупация части территории не снимает с государства, часть территории которой оккупирована, ответственности за состояние прав человека на этой территории. Однако, такая ответственность ограничивается так называемыми «позитивными обязательствами», состоящими в осуществлении усилий, возможных в конкретной ситуации. В том же деле «Илашку» ЕСПЧ установил, что Молдова должна была принять правовые и дипломатические меры, направленные на спасение лица от бесчеловечного обращения на территории, которую Россия контролирует в Молдове через так называемую «Приднестровскую Молдавскую Республику». Однако, кажется бесполезным искать решение ЕСПЧ, в котором он бы трактовал позитивные обязательства как обязанность государства поставлять что либо материальное на территорию, которую оккупирует другое государство.
Теперь давайте попробуем посмотреть на ситуацию глазами российских заявителей. Принципиальная позиция России заключается в том, что Крым якобы «стал неотъемлемой частью ее суверенной территории с марта 2014 года» в результате так называемого «крымского референдума». Это исключает для России возможность ссылаться на стандарт дела «Илашку», поскольку позитивные обязательства могут существовать у государства лишь в отношении собственной неподконтрольной территории, а не по территории других государств. Территориальный принцип юрисдикции Конвенции ставит Россию перед выбором: или Крым следует прямо признать территорией Украины, либо Украина каким-то образом осуществляет контроль над Крымом после 2014 года и это следует доказать. Оба варианта не выглядят реалистическими в силу политических соображений властей России.
Единственное что может здесь сделать Россия – пытаться доказать, что действие, которое имело место на территории полностью подконтрольной Украине (напомним, Северо-Крымский канал физически перекрыт в Херсонской области) привело к негативным последствиям в Крыму, из-за чего были нарушены права человека. Такой подход мог бы иметь практическое измерение с точки зрения международного экологического права. Так, международные суды и арбитражи уже не раз приходили к выводу, что государства несут ответственность за загрязнение окружающей среды других государств. Однако в других отраслях международного права, в том числе и в праве прав человека, этот подход не работает, что было продемонстрировано Европейским судом в деле «Банкович и другие против Бельгии» [10].
Фабула дела «Банкович» была следующей. Во время операции НАТО против Югославии в 1999 году, выпущенная с самолета ракета попала в здание телецентра, в результате чего погибли гражданские лица. Их родственники обратились с жалобой против стран, которые участвовали в операции. Вопрос, который встал перед ЕСПЧ, заключался в том, можно ли считать, что вовремя бомбежки эти страны осуществляли такой контроль над территорией Югославии, который позволял бы установить, что они имели экстра-территориальную юрисдикцию, а следовательно несли ответственность за нарушение Конвенции. ЕСПЧ ответил на вопрос отрицательно. Он подчеркнул, что формулировка статьи 1 Конвенции однозначно указывает на территориальную природу контроля, который должно осуществлять государство, чтобы иметь экстра-территориальную юрисдикцию. То есть, государство должно физически присутствовать на этой территории. Следует проводить различие между действием, происходящим под территориальным контролем, и любыми другими действиями. В частности, ЕСПЧ подчеркнул, что авторы Женевских конвенций, которые были приняты почти одновременно (Женевские – в1949 году, а Европейская конвенция – в 1950 году) указали, что государства обязаны обеспечивать соблюдение Женевской конвенции «при любых обстоятельствах». Это отличается от обязанности по статье 1 Европейской конвенции гарантировать права «каждому, находящемуся под их юрисдикцией».
Россия может попытаться оспорить выводы ЕСПЧ по делу «Банкович», и сослаться на общие положения об ответственности государств за ущерб, причиненный территориям других государств. Однако такая ссылка будет противоречить позиции самой России в деле «Грузия против России (II)» [11], где она утверждала в ЕСПЧ, что следует проводить различие между действиями, которые могут быть присвоены (attributed) государству, и теми действиями, которые происходят под юрисдикцией государства. Прикладывая собственную российскую позицию к ситуации с Каналом, трудно отрицать, что перекрытие водоснабжения является действием государства Украина. Однако ее последствия наступили на территории, где Россия осуществляет экстра-территориальный контроль, а значит и несет полную ответственность за обеспечение всем лицам на этой территории предусмотренного Европейской конвенцией по правам человека набора прав и свобод, независимо от действий других государств.
Сейчас трудно судить, сошлется ли Украина на дело «Банкович» как на основание отрицания юрисдикции ЕСПЧ относительно якобы нарушений прав человека в результате перекрытия Северо-Крымского канала. Такой аргумент может оказаться нежелательным, поскольку может расцениваться как скрытое «признание» российской «власти» над Крымом. С другой стороны, его применение будет зависеть от формулировок, применяемые в российской жалобе, а также от подхода, который выберут украинские представители. Независимо от позиций сторон, вряд ли этой проблемы сможет избежать сам ЕСПЧ. Поэтому желательно, чтобы Украина как минимум сформулировала в Европейском суде позицию в отношении границ собственной ответственности за соблюдение прав человека в Крыму и касательно того, может ли перекрытие Северо-Крымского канала приводить к нарушению ее позитивных обязательств по Конвенции.
Автор материала: к.ю.н. (международное право) Алексей Плотников, эксперт «АРК».
1.https://arc.construction/17621?lang=uk.
2.https://arc.construction/3821?lang=uk.
3.https://www.ohchr.org/Documents/Countries/UA/Crimea2014_2017_Ukrainian.pdf.
4.https://zakon.rada.gov.ua/go/974_689.
5.https://zakon.rada.gov.ua/go/974_a51.
6.https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22itemid%22:[%22001-201646%22]}.
7.https://zakon.rada.gov.ua/go/995_004.
8.https://supreme.court.gov.ua/userfiles/media/Loizidu_vs_Tyrkey.pdf.
9.https://zakon.rada.gov.ua/go/980_344.
10.https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22itemid%22:[%22001-22099%22]}.
11.https://hudoc.echr.coe.int/fre#{%22itemid%22:[%22001-207757%22]}.
