Правосудие переходного периода для крымскотатарского народа может и должно иметь два проявления. Во-первых, оно должно стать частью общей украинской стратегии пост-конфликтного и восстановительного правосудия по последствиям революционных и военных событий. Во-вторых, в отношении крымских татар необходима отдельная стратегия правосудия переходного периода как для коренного народа. О возможных направлениях этой второй стратегии будет идти речь в этом очерке.

Об этом пишет кандидат юридических наук Алексей Плотников специально для ARC.

Любая стратегия правосудия переходного периода состоит из правосудия для нарушителей и справедливости для жертв. В случае правосудия переходного периода для коренных народов, соответствующие меры направлены преимущественно или полностью на восстановление справедливости для жертв. Работа с нарушителями (наказание, люстрации, амнистии, правда в обмен на прощение и т.д.) затруднена или вообще невозможна из-за отдаленности во времени между нарушением и мерами правосудия, недосягаемость, или неопределенность круга нарушителей. Поэтому усилия следует концентрировать на восстановлении нарушенных прав, преодолении последствий нарушения, обеспечении их не повторения.

Правосудие переходного периода для коренных народов является едва ли не самым молодым направлением в рамках концепции transitional justice, поэтому рано говорить об устойчивости его методологии. Однако, как представляется, из практического опыта различных регионов и ситуаций, можно выделить определенные направления, по которым необходимо вести обсуждение возможностей использования концепции правосудия переходного периода для крымских татар. Таких направлений можно выделить четыре: материальный; культурный; интеграционный; символичный. Работа может происходить как отдельно по каждому из этих направлений, так и по всем или некоторым из них.

Материальное направление переходного правосудия для коренных народов получило наибольшее развитие в странах Латинской Америки. Б. Изкьердо, судья Специального суда мира (Jurisdicción Especial para la Paz) в Колумбии, указывает на особую многоаспектную связь коренных народов с родной землей, которой обосновывается их право на саму землю и ее природные ресурсы. Природные объекты выступают живой частью самосознания коренного народа, поэтому необходимо обеспечить возможность лиц из коренного народа поддерживать связь с этими объектами, не создавать для него препятствий и не разрушать их [10]. В случае крымских татар материальный план дополняется вопросом о реституции и компенсации, связанные с депортацией и возвращением народа на историческую родину.

Культурное направление правосудия переходного периода для коренного народа включает в себя мероприятия, направленные на восстановление полноценного функционирования и развития культуры народа, что пострадало в результате нарушений прошлого. Как правило, культурное направление правосудия переходного периода проявляется в возвращении изучения языка и культуры коренного народа в школах (как это имеет место в Канаде и Австралии), осуществлении символических актов, указывающие на признание значимости культуры коренного народа.

В то же время, переходное правосудие в сфере культуры для коренного народа не может концентрироваться исключительно вокруг восстановления и обеспечения функционирования этой культуры. Главной задачей таких мероприятий является преодоление культурной отчужденности и нормализация отношений между коренным народом и государством. Ситуация коренных народов не позволяет полностью реанимировать их культуру такой, какой она была до включения коренного народа в состав большего государства. Более того, часто коренной народ, как это происходит и в случае крымских татар, не образует большинства на определенной территории, а его культура неизбежно испытывает влияние со стороны культуры других народов.

В таких условиях попытка вернуть прежнее состояние культуры обречено на неудачу. Политика правосудия переходного периода по культуре коренного народа должна быть направлена на обеспечение равенства этой культуры с другими влиятельными культурами, внимание к достижениям этой культуры и их дальнейшего развития в новых условиях. Например, канадская Комиссия правды в соответствии с ее мандатом вправе применять методологии интердисциплинарного характера, что основываются на социальных науках, исторических, устных или архивных знаниях. Это положение имеет цель предоставить Комиссии видение проблем с точки зрения традиционной культуры коренного народа [12].

С культурным планом тесно связано интеграционное направление правосудия переходного периода для коренного народа. Фактически речь идет об одном подходе к двум разным вопросам. Как традиционная культура коренного народа должна развиваться в новых условиях, так же и традиционные механизмы самоуправления должны продолжить существование в условиях взаимодействия с органами государственной власти. Наличие и эффективность таких механизмов гарантирует коренному народу политическое представительство, чтобы голос сообщества был услышан и имел значение при принятии любых публичных решений, касающихся коренного народа.

Вместе с тем, традиционные механизмы самоуправления могут служить проводниками государственных политик в отношении коренного народа. Залогом этого является создание формальных отношений субординации и координации между органами государственной власти и органами самоуправления коренного народа. Однако, кроме формальных взаимоотношений, есть и более глубокий план, который заключается в учете в государственных политиках присущих коренному народу правовых традиций [в этом подробно см. 11].

В случае крымскотатарского народа интеграционное направление переходного правосудия является сейчас, пожалуй, наиболее развитым благодаря деятельности Меджлиса и представлению депутатов от крымских татар в Верховной Раде Украины. Однако, эта интеграция остается недостаточно оформленной и касается преимущественно внешней институциональной сферы. При разработке и реализации стратегии правосудия переходного периода для крымских татар целесообразно направить усилия на сущностные аспекты, такие как урегулирование координации между органами государственной власти Украины и крымско-татарскими механизмами самоуправления и учете управленческих и правовых традиций крымских татар в государственных политиках по Крыму и относительно крымскотатарского народа.

В конце концов, большое значение имеет символическое направление переходного правосудия для коренного народа. Обычно, символическое направление имеет скорее вспомогательное значение, и мероприятия в рамках него (политика памяти и памятников, установление символических дат, мемориализации и т.д.) применяются в конце, выступая своеобразной завершающей чертой. Однако, в случае правосудия переходного периода для коренного народа, символы имеют не меньшее значение, чем материальные, правовые и другие аспекты. Причиной этого является то, что при нарушении прав коренного народа как группы со стороны государства или иного доминирующего народа, символический план выступает одним из главных объектов притеснений. Нападение на символы наносит удар по глубоким устоям народа, а восстановление уважения к символам демонстрирует приверженность государства возобновлению справедливости для коренного народа [9, p. 542].

В Украине уже были сделаны некоторые важные шаги для восстановления справедливости для крымских татар в символическом плане. В частности, состоялось официальное возвращение исторических названий ряда крымских населенных пунктов [7], проводятся мероприятия по чествованию памяти депортации крымских татар, и тому подобное. Безусловно, полноценное внедрение правосудия переходного периода для коренного народа на символическом поле станет возможным только после деоккупации Крыма. Однако именно символическое направление является наиболее простым в реализации, и таким, что может иметь наибольшее значение в текущих условиях.

Отдельно следует исследовать украинские наработки по правосудию переходного периода: учитывают ли они необходимость в переходном правосудии для крымских татар.
С началом российской агрессии против Украины, концепция правосудия переходного периода привлекла внимание украинских ученых и практиков. Сейчас рядом исследователей и организаций проводится ее исследование и определение возможностей ее применения на украинской почве. Необходимость transitional justice, кажется, признана и правительством. Государство и экспертная среда активно взаимодействуют в разработке концепции правосудия переходного периода в Украине. Однако, опубликованные наработки практически не отражают критически важного вопроса правосудия переходного периода для крымскотатарского народа.

Впервые большое экспертное обсуждение концепции transitional justice для Украины состоялось весной 2017 года во время конференции «Пост-конфликтное правосудие в Украине», которая была проведена при поддержке Министерства юстиции, Европейского общества международного права, и собрала ведущих украинских и международных экспертов. Однако, в более трех десятках докладов вопрос Крыма упоминался лишь вскользь, а о необходимости обратить внимание на потребность в правосудии крымских татар кратко упомянул лишь И.Нузов, представлявший Международный центр правосудия переходного периода в Нью-Йорке[13].

Большую работу по исследованию перспектив правосудия переходного периода в Украине проводит Украинский Хельсинский союз по правам человека. Того же 2017 года УХСПЧ выдал коллективную монографию «Базовое исследование по применению правосудия переходного периода в Украине». В этой основательной работе опубликованы исследования экспертов из многочисленных вопросов, связанных с правом и правосудием во время конфликта и пост-конфликтного восстановления, в частности относительно комиссий правды и примирения, реституций, амнистий, опыта правосудия переходного периода в других странах и регионах. Однако и здесь не нашлось места для вопроса о правосудии переходного периода для крымских татар как для коренного народа Крыма. Почти на 600 страницах монографии крымские татары упоминаются лишь 8 раз, причем исключительно для описания фактов оккупации и преследований [см .: 1]. Создается впечатление, что проблематика защиты и восстановления прав крымских татар оказалась вне поля зрения экспертов, так же как и сама идея правосудия переходного периода для коренного народа как особого направления развития transitionaljustice.

Так же слепым к этому вопросу осталось и законодательное регулирование, и регулирование проведения отдельных государственных политик. В преамбуле основополагающего закона «Об обеспечении прав и свобод граждан и правовой режим на временно оккупированной территории Украины» содержится упоминание о защите прав коренных народов на временно оккупированной территории, однако содержание этой обязанности государства никак не раскрывается [6]. В Национальной стратегии в области прав человека действующее место занимает вопрос защиты прав граждан на временно оккупированных территориях, однако опять же нет никакого положения, которое касалось бы крымских татар как коренного народа, единственной родиной которого является оккупированная территория Крыма [2]. При этом, нельзя сказать, что проблема законодателю неизвестна. Еще 2014 года Верховная Рада Украины приняла Закон «О восстановлении прав лиц, депортированных по национальному признаку», очевидно направленный, в первую очередь, на восстановление прав крымских татар. Этот закон регулирует отдельные мероприятия, которые могут рассматриваться как восстановление справедливости в отношении пострадавшего коренного народа, а именно о признании факта нарушения прав представителей и представительниц коренного народа, предоставления компенсаций, мер по восстановлению прав коренного народа [5]. Однако, к моменту деоккупации территории АРК и Севастополя, этот закон скорее будет носить декларативный характер. Принятый в спешке весной 2014 года, он является проявлением скорее ситуативного реагирования на оккупацию, а не основательным законодательным актом, который позволил бы восстановить права крымскотатарского народа с применением механизмов правосудия переходного периода.

Сейчас можно говорить о новом этапе украинских усилий по применению концепции правосудия переходного периода. От этапа формирования экспертного видения происходит переход к этапу разработки конкретных планов действий. Так, в апреле 2018 года рабочая группа при Офисе Уполномоченного Верховной Рады по правам человека представила проект закона «Об основах государственной политики защиты прав человека в условиях преодоления последствий вооруженного конфликта» [4]. Этот проект вобрал в себя немало полезных наработок, но опять же не уделил должного внимания правам коренного народа Крыма.

В конце концов, в 2019 году УХСПЧ представил Дорожную карту правосудия переходного периода для украинского общества в условиях вооруженного конфликта [8]. В этом документе указывается на необходимость восстановления нарушенных прав, но единственное упоминание о необходимости разработки законодательного регулирования прав коренных народов носит слишком общий характер. За прошедший год, ситуация не улучшилась. Так, известно о подготовке двух новых документов: Концепции государственной политики защиты и восстановления прав человека и основных свобод в условиях вооруженного конфликта на территории Украины и преодоления его последствий; Стратегии деоккупации Крыма.
Ни одна открытая информация по этим документам не указывает на учет в них потребности во внедрении специальных мероприятий по правосудию переходного периода для крымских татар.

Парадокс ситуации, которая сложилась заключается в том, что как экспертам, так и правительству, хорошо известно об особой ситуации крымских татар, и о том, что как исторические, так и современные нарушения прав крымских татар нельзя рассматривать исключительно как часть общих нарушений прав человека тоталитарным режимом прошлого и современным оккупационным режимом. Украина активно использует тематику дискриминации крымских татар и нарушения прав крымских татар как этнической группы и коренного народа в своих международных усилиях, направленных против государства-агрессора. Достаточно вспомнить иск Украины в Международный суд ООН и межгосударственные жалобы в Европейский суд по правам человека. Так же, во внутренней украинской повестке регулярно поднимается вопрос защиты прав крымских татар как особой группы, который не может рассматриваться исключительно так же, как и все остальные граждане Украины, пострадавших в результате вооруженного конфликта и оккупации. Например, оно было предметом рассмотрения в ходе парламентских слушаний по стратегии реинтеграции в Украине временно оккупированной территории Автономной Республики Крым и г. Севастополь [3]. Одно осознание проблемы не приводит к переходу к практическим действиям, и не наблюдается даже попыток разработки осмысленной стратегии правосудия переходного периода для крымских татар.

Такую ситуацию, очевидно, нельзя признать приемлемой. Существует актуальная потребность в выделении правосудия переходного периода для крымскотатарского народа в отдельное направление в рамках соответствующей работы, проводимой в Украине. Такое правосудие может существовать или в формате части всеукраинской стратегии переходного правосудия, или в виде отдельной стратегии. Важно, что эти два подхода не являются взаимоисключающими. Пожалуй идеальным вариантом было бы реализовать оба, однако на практике, с целью повышения экономичности и эффективности государственных и экспертных усилий, возможно развести работу по обоим этим подходам во времени. Однако, важным останется не потерять обе перспективы: современную перспективу правосудия переходного периода для крымских татар для восстановления их прав после деоккупации Крыма, и историческую перспективу преодоления последствий депортации коренного народа Крыма.

  1. Базове дослідження із застосування правосуддя перехідного періоду в Україні: монографія /за заг. ред. А. П. Бущенка, М. М. Гнатовського. К.: РУМЕС, 2017. 592 с.
  2. Національна стратегія у сфері прав людини. Указ Президента України від 25 серпня 2015 року№ 501/2015.
  3. Парламентські слухання. Стратегія реінтеграції в Україну тимчасово окупованої територіїАвтономної Республіки Крим та міста Севастополь: проблемні питання, шляхи, методи та способи. http://static.rada.gov.ua/zakon/skl8/10session/par_sl/sl1506116.htm/.
  4. Презентація законопроекту «Про засади державної політики захисту прав людини в умовах подолання наслідків збройного конфлікту». https://helsinki.org.ua/articles/prezentatsiya-zakonoproektu-pro-zasady-derzhavnoji-polityky-zahystu-prav-lyudyny-v-umovah-podolannya-naslidkiv-zbrojnoho-konfliktu/
  5. Про відновлення прав осіб, депортованих за національною ознакою. Закон України від17.04.2014 № 1223-VII.
  6. Про забезпечення прав і свобод громадян та правовий режим на тимчасово окупованійтериторії України. Закон України від 15.04.2014 № 1207-VII.
  7. Про перейменування окремих населених пунктів та районів Автономної Республіки Крим таміста Севастополя. Постанова Верховної Ради України від 12.05.2016 № 1352-VIII.
  8. УГСПЛ розробила дорожню карту правосуддя перехідного періоду для українськогосуспільства в умовах збройного конфлікту. https://helsinki.org.ua/articles/uhspl-rozrobyla-dorozhniu-kartu-pravosuddia-perekhidnoho-periodu-dlia-ukrains-koho-suspil-stva-v-umovakh-zbroynoho-konfliktu/?fbclid=IwAR08V7_AaGul42YCvuATkzZh-V8ItYNEHcSli8Ox9AjqjavGlAHxYxXr7dw/
  9. Hobbs H. Locating the Logic of Transitional Justice in Liberating Democracies: Native Title inAustralia. UNSW Law Journal, 2016. Vol. 39 (2). P. 512–552. P. 542.
  10. Izquierdo B., Viaene L. Decolonizing transitional justice from indigenous territories. Peace inProgress, N 34, Instituto Catalán Internacional para la Paz (ICIP). http://www.icip-perlapau.cat/numero34/articles_centrals/article_central_2/.
  11. McAuliffe P. Romanticization Versus Integration?: Indigenous Justice in Rule of Law Reconstructionand Transitional Justice Discourse. Goettingen Journal of International Law, 2013. No 1. P. 41–86.
  12. Nagy R.L. The Scope and Bounds of Transitional Justice and the Canadian Truth andReconciliation Commission. International Journal of Transitional Justice, 2013, Vol. 7, Iss. 1. P. 52–73.
  13. Nuzov I. Turning to Truth: The Value of a Truth Commission in Ukraine’s Post-ConflictPeacebuilding. Post-Conflict Justice in Ukraine: Joint Conference of Ukrainian Helsinki Union forHuman Rights, European Society of International Law, and Ukrainian Association of International Law.Kyiv, Ukraine 26–27 May 2017. P. 17–21.

Похожие записи